— Возможно. Проверим.
— Если Бонц резидент, сейчас ее цель эвакуация, — заявила Ирина, — установить, где она, и задержать — лишь вопрос времени, которое работает против нее. А если в вербовке был турецкий след — эвакуация может быть только морем.
— Учтем. Так, ладно. В любом случае, это не ваша забота. Продолжайте вести американца. Хотя бы — для очистки совести. Завтра вопрос нужно закрыть, иначе, просто вышлем его из страны, и с глаз долой.
— Нет человека — нет проблемы?
Пятый покосился на меня.
— Что за идиотское высказывание? Ты опять кого-то цитируешь, вундеркинд?
Я пожал плечами.
— Писатель один приписал… припишет это Сталину…
— Ну-у… ежели целый писатель, — шеф оставил переносицу в покое и теперь просто уперся лбом в открытую ладонь, устало прикрыв глаза, — что написано пером, как говорится, не вырубить топором… С писателями… не поспоришь… Такие они…
Я уже было подумал, что он засыпает и начинает бредить. Мы с Ириной переглянулись. Не пора ли сваливать? Пускай поспит человек.
Неожиданно Сергей Владимирович поднял голову и взглянул меня. Остро и пытливо. Усталости во взгляде, как и не бывало.
— По поводу писателей, Старик. Все просто. Задай себе только один вопрос. Единственный. И постарайся сам себе честно на него ответить. Кому это нужно?
— В смысле?
— Древнейшая аксиома нашей профессии — ищи, кому выгодно. И писателей она касается не в меньшей степени, чем резидентов иностранной разведки, пусть даже и замаскированных под мирных тётушек. И неизвестно еще — кто опаснее. Уловил?
— Вроде бы…
— А знаешь, как изображали в Европе Ивана Грозного на карикатурах?
— Как? — захлопал глазами я, охреневая от этой лекции не к месту.
— Как монстра со звериной головой, сидящем на горе трупов. Чтобы детей пугать Царем-Иваном. Пять веков назад. И до сих пор ничего не поменялось. Вот и думай, кому это выгодно. А ты говоришь, «писатель… Сталин… нет человека…».
Шеф поднялся с койки:
— Все. Поговорили. Теперь отдыхайте. Завтра много работы.
И направился к выходу из палаты. А Ирина многозначительно щелкнула меня поносу.
Вот так!
Чтобы не зазнавался… историк…
С раннего утра я уже был в яхт-клубе.
Ждал у входных ворот на солнцепеке, когда подъедет на своем драндулете Ричард. Озвученные ночью события занозой саднили в усталом мозгу. Не прибавляло оптимизма и ощущение некоторой бестолковости предстоящих действий. Короче, настроения не было.
Зато, гордый сын великого американского народа сегодня изволили-с пребывать в чудесном расположении духа, которое не испортилось даже после сообщения о смерти Михалыча. В преумножение моей глухой досаде, интурист воспринял эту новость довольно-таки равнодушно.
Слугой больше, слугой меньше…
Говнюк!
Нет, он конечно по-сорькал, как положено, на все лады. Изобразил демонстративную скорбь на бессовестной физиономии, сокрушенно покачивая своей кудрявой бестолковкой. А минут через десять, скорей всего, уже на веки вечные забыл о неприятном для его благополучия событии. Пытался даже шутить, улыбался и радостно щурился на утреннее солнышко в предвкушении очередной крабьей охоты. Война войной, а обед по распорядку…
Начиная злобно закипать от негодования, я благоразумно оставил его в одиночестве у ворот яхт-клуба. А сам, не особо торопясь из вредности, отправился на яхту за маской с ластами. Ключи я вчера так и забыл отдать переполошенному Кочету, и поэтому чувствовал себя уже почти владельцем этого морского транспортного средства.
Народу на территории по утреннему времени было мало. Воздух радовал свежестью и ядреным запахом соли. Ленивые волны с тяжелым плеском нехотя облизывали заросшие водорослями ступени пирса. В пронизанной солнечными лучами толще воды игриво метались стайки мальков. Идиллия. Я даже засмотрелся, на миг забыв о раздражении…
— Эй, мальчик! Ты чего тут болтаешься?
Дадут разве расслабиться?
Вообще-то, этого военного в морской офицерской повседневке я заметил давно. Как чувствовал, что привяжется — поэтому специально шел ближе к пирсу, оставляя предполагаемую помеху за корпусами вытащенных на берег яхт. А он, смотри каков — специально прошел вперед на свободное место и устроил засаду. Стратег… мамин. Наверное, очень сильно хотелось покачать права.
Кто у нас тут? Так. Мичман. Молодой толстячок. Похоже, первого года выпуска. Скорее всего, блатной, раз пригрелся на службе в яхт-клубе. И еще, потому что сейчас находится не на занятиях, где должны быть офицеры и мичмана в утреннее время. Сачкует, стало быть. Ага!
— Тебе, тебе говорю! Чего на территории объекта делаешь?
«Объекта!». Ни много, ни мало. Поймал нарушителя секретного «объекта»! Подходит в вразвалочку, всем видом излучая самоуверенность безнаказанной власти.
Безнаказанной ли?
— Кто? Я? — включаю «микро-дурачка», задрав голову на грозного собесеника.
— Ты-ты! Кто пустил на охраняемый объект?
Упивается, просто ситуацией. Бдительный и всемогущий страж. Забыв, наверное, по малому сроку службы правило про хитрую… гайку.
— Никто не пускал. Папа послал, — говорю испуганно, — порядок навести на… яхте.
— Чего? Какой папа? На какой такой яхте?
— Да, вон на той, черной, адмиральской, — машу в сторону «Ориона», — папа сказал, чтобы к приезду НАЧПО там все блестело. Как у кота… Я пойду?
— Стой! Какого НАЧПО?
— А я знаю? Папа со службы позвонил, сказал взять ключи из парадки и вынести с яхты пустые бутылки, — я невинно трясу ключами перед носом мичмана, — говорит, НАЧПО сегодня лично индюшить будет на берегу по шхерам, каких-то СУНДУКОВ ему не хватает для…ммм… забыл слово…авто-метки?
— Ав-втоном-мки, — медленно выговаривает быстро бледнеющий «сундук», — А п-папа у нас к-кто?
Я пожимаю плечами.
— Никто. Петров. Вице-адмирал. Он где-то на улице Воронина работа…ет.
Собственно, продолжать уже не обязательно. За отсутствием внимающей аудитории. Неблагодарный слушатель уже несется в сторону административного корпуса, мелькая клёшами и придерживая рукой на голове аэродромоподобную фуражку, которая явно не соответствует уставу и, к слову, слабенько способствует перемещению в пространстве с подобными скоростями.
Ну, и в добрый путь. Попутного ветра! До чего ж пугливые эти млекопитающиеся — мичманы. Особенно — в ареале обитания коварных хищников под названием НАЧПО.
Аж, настроение стало подниматься!
